Дело о “колдунщиках” "Яндекса" относится к новому типу споров в антимонопольном праве, которые вытекают из особенностей развития цифровых экосистем. Отличие экосистем от организаций индустриальной эпохи в том, что их границы более размыты, а участники экосистемы одновременно находятся и внутри, и снаружи нее. Компании коалиции, выступившей против “Яндекса” в этом деле, являются и участниками экосистемы “Яндекса” (они зависят в своей работе от поискового сервиса, а "Яндекс" зависит от индексируемых материалов, поставляемых участниками коалиции, чтобы быть интересным своим пользователям), но также и его конкурентами. Двойственная природа их взаимоотношений и является отличительной особенностью экосистемной модели организации бизнеса в цифровой экономике. В этой модели хозяйствующие субъекты объединены множеством разного рода слабых связей, которые и формируют ткань цифровой экосистемы.
Вызов для регулятора
Сегодня в антимонопольном мире много дискуссий о том, как правильно регулировать эти новые по своей природе отношения. Целый ряд дел, которые прокатились в последние пару-тройку лет по разным юрисдикциям – от США до Китая, объединены одним вопросом: как разрешать споры между участниками экосистем, находящимися одновременно в синергетических и конкурентных отношениях? Споры о размере сборов в экосистеме Apple, о работе алгоритмов в Meta, о ранжировании товаров в Amazon, о требованиях к участникам экосистем Alibaba или Booking.com, о приоритизации собственных сервисов в экосистемах Google или “Яндекс”. Несмотря на различающиеся нюансы, все это, по сути, о правилах работы цифровых экосистем, объединяющих множество разных независимых игроков (будь то разработчики игр или продавцы продуктов).
В традиционном антитрасте индустриальной эпохи такие споры были скорее редкостью, поскольку границы фирмы чаще всего понятны — и все, что покрывалось в индустриальной экономике корпоративными или тесными договорными связями внутри группы лиц, воспринималось в антимонопольном праве как единый хозяйствующий субъект. Но в цифровой экосистемной экономике границы между внутренним и внешним размылись настолько, что антимонопольные органы все чаще вынуждены иметь дело со спорами между участниками и организаторами экосистем, которых нельзя отнести к единому бизнесу, но которые переплетены множеством часто плохо формализованных связей. Эти связи все же создают устойчивый экономический организм, который и называется экосистемой, пусть и цифровой. Урегулировать такие экосистемные отношения — новая задача для антимонопольной политики во всем мире.
О силе и компромиссах
Пока с этим много сложностей. Например, в схожем с делом о “колдунщиках” европейском деле против Google (его принято называть делом Google Shopping) меры антимонопольного реагирования, о которых Европейская Комиссия договорилась с Google, не оправдали себя, и, по собственному признанию главы европейского антимонопольного регулятора г-жи Вестагер, не привели к выравниванию отношению между Google и участниками его поисковой экосистемы.
Участники дела “колдунщиков” пошли на мировое соглашение, что демонстрирует тот самый аспект отношений созависимости, присущий цифровой экономике, который и создает условия для достижения компромиссов: “Яндекс” тоже зависим от работы с коалицией, и отношения между игроками сложно урегулировать имеющимися антимонопольными средствами. Вторая важная характеристика достигнутого мирового соглашения — на стороне коалиции находились лидеры соответствующих сегментов рынка, их переговорная позиция была очень сильна. Однако небольшие игроки не смогут всегда полагаться на саморегулирование рынка, как произошло в данном случае, они будут опираться только на государственное регулирование, а значит, роль ФАС возрастает, когда на одной стороне — цифровые гиганты вроде “Яндекса”, а на другой — маленькие компании.
Об обновлении антитраста
Мы наблюдаем гибкость регулятора и его готовность к компромиссу в тех случаях, когда он понимает сложность антимонопольного спора, связанную с новизной экономических отношений. Но в то же время видим необходимость смены подходов к антимонопольному регулированию, чтобы у регулятора появилось больше инструментов и понятных процедур для защиты конкуренции в экосистемной экономике. По этому пути сейчас пошли почти все ведущие правопорядки: в Европе принимается закон о “привратниках” (gatekeepers) цифровой экономики — так там стали называть организаторов ключевых цифровых экосистем, в Китае — целый набор новых правил о работе экосистем с фокусом на прозрачности алгоритмов и недискриминации участников, в США — большой пакет инициатив, направленных на урегулирование внутриэкосистемной конкуренции. Надеюсь, что и в России антимонопольное право будет адаптировано к этим новым условиям, чтобы регулятор мог оперативно применять меры по защите конкуренции в экосистемной экономике, не дожидаясь длительных переговоров и компромиссных решений участников рынка.
